Этот фильм может быть назван притчей, интеллектуальной игрой или шарадой, которая не имеет разгадки. С тем же успехом его уместно будет именовать политическим манифестом, образчиком конспирологии или антиутопией.

Во всяком случае, снятый в 1988 году режиссером Кареном Шахназаровым по сценарию Александра Бородянского фильм «Город Зеро» по сей день воспринимается как послание, запечатанное в бутылку и брошенное в море с борта тонущего корабля.

Гибель социализма заставила советского человека оказаться в мире, который казался пугающим, нелогичным и безнравственным. Новая реальность была похожа на кошмарный сон. Именно эту метаморфозу и положил в основу сюжета Карен Шахназаров, снявший фильм о человеке в чужом мире. Причем в этот чужой мир герой фильма попадал, никуда не выезжая из своей страны. Годом раньше в прокат вышел фильм Георгия Данелии «Кин-дза-дза», герои которого – советские граждане, прораб Владимир Николаевич Машков и студент-скрипач Гедеван, – оказываются на планете Плюк далекой галактики. Реальность, в которой очутился герой «Города Зеро», не менее фантастична, чем жизнь галактики Кин-дза-дза.

Кинокритик Татьяна Воронецкая справедливо отмечает, что завязка фильма «Город Зеро» – во многом стандартная для соцреалистического кинематографа, и у зрителя складывается впечатление, будто он смотрит «фильм на производственную тему с элементами лирики». Действительно, зритель попадает в ловушку и испытывает неподдельный шок, когда зашедший в приемную директора завода Варакин (актер Леонид Филатов) с удивлением обнаруживает, что сидящая за пишущей машинкой секретарша – совершенно голая. Варакин ошеломлен, а заходящие в приемную люди почему-то не обращают на наготу секретарши никакого внимания, не видит этого и директор завода (актер Армен Джигарханян) , к которому Варакин обращается с недоуменным вопросом.

Сцена с голой секретаршей – злая пародия на социалистический реализм, на «производственную лирику», на фильмы и книги в стиле «любовь и сварка», на истории о мудрых секретарях партийных организаций и совестливых ударниках производства. Это была взрывная провокация, острая подмена. Соцреализм объявлен ложью. Вывернут наизнанку и отброшен.

Вокруг Варакина разворачиваются события в духе психоделии. Решить простой производственный вопрос ему так и не удалось, потому что на заводе недавно погиб главный инженер: «В речке утонул!»- меланхолично сообщает голая секретарша. Затем Варакин уныло обедает в пустом ресторане, где брутального вида официант подаем ему на десерт странное блюдо – торт в виде человеческой головы, в облике которой инженер с ужасом узнает собственные черты. Когда же он отказывается пробовать зловещий торт, то повар Николаев, который наблюдает за Варакиным из кухни, – немедленно кончает с собой, застрелившись.
В кассе вокзала билетов до Москвы нет, и Варакин вынужден остаться в этом странном городе.

Инженер Варакин не знает, кто манипулирует им, кто затеял весь этот оживший кошмар.
Не знает этого и зритель фильма «Город Зеро».

Почему герой попал в чужой мир, не выезжая за пределы Советской страны?

Во времена, о которых рассказывает «Город Зеро», государство оказалось в состоянии «спящего режима», когда власть словно бы впала в забытье, летаргию. И, наверное, не случайно, что среди окружающего сновидческого кошмара инженеру Варакину вдруг вспоминаются слова романса «Ночь светла».

Показательно, что большая часть действия фильма «Город Зеро» происходит в темное время суток, в сумерках или ночью. Варакин – единственный пассажир, который с чемоданом в руке, окруженный атмосферой пасмурной сиротливости, сходит с поезда на неуютно освещенный белесыми фонарями перрон города Зеро. И в краеведческом музее Варакин появляется ночью, и пытается сбежать из города тоже под покровом темноты. Точно также герой Франца Кафки приходит ночью к Замку, который во мраке «не давал о себе знать ни малейшим проблеском света» – приходит не просто к Замку, а к новой реальности, которую не так просто понять и принять.

***

Сцена на заводской проходной, когда озадаченный Варакин звонит кому-то по висящему на стене телефону, пытаясь объяснить, что на него должен быть заказан пропуск, также напоминает Кафку: в начале романа герой К. слушает телефонные переговоры, где обсуждается его право входа на территорию Замка в качестве графского землемера. В обоих случаях телефонные переговоры с всесильной канцелярией заканчиваются милостивым разрешением войти в тот мир, откуда для героев уже не будет выхода…Обычная заводская проходная становится мистической дорогой в Замок Франца Кафки.

Задумаемся, ведь город Зеро носит совершенно «ночное» название. Ноль часов-ноль минут – это мистическое полуночное время, время Зеро. С нуля начинается отсчет времени в новых сутках. Привычно считать, что ноль – это ничто, арифметический знак отсутствия, но, например, температура в ноль градусов – это ведь отнюдь не отсутствие температуры, а ноль часов – это не отсутствие времени. Так и город Зеро – это отнюдь не «пустое место», а наоборот, это социум, живущий яркой и динамичной жизнью.

Если Кампанелла описал Город Солнца, грядущее государство совершенного социального порядка, то город Зеро – это царство ночи, где вместо «солнечной» гармонии Кампанеллы – смешение и хаос. Это Город Луны, Город Ночи. В послереволюционной и сталинской России, по известным словам Владимира Маяковского, «в сто сорок солнц закат пылал», тем самым предвещая скорый «совеющий» сумрак и летаргическую полярную ночь «застоя», «спящий режим» конца восьмидесятых. «Утомленные солнцем» – так назвал Никита Михалков свой фильм (1994 г.) о сталинизме: слишком ярко, слишком горячо, скорей бы настал вечер, а затем ночь…И ночь настала для «утомленных солнцем» советских людей.

Показательно, что главными носителями абсурда в городе Зеро являются представители государственной власти – председатель горисполкома, прокурор, следователь. Слово «абсурд» инженер Варакин впервые произносит, давая свидетельские показания по факту происшедшего на его глазах самоубийства повара Николаева. Но было бы неверно говорить о Варакине как о жертве абсурда. Нет сомнения, что он заслужил тот абсурд, в котором оказался.

***

Как его заслужили советские граждане, которые с удовольствием поносили советскую систему, высмеивали своих лидеров в анекдотах, вели откровенно антигосударственные речи на кухнях, презирали тех своих знакомых, которые делали партийную карьеру. Эти люди не были диссидентами, хотя и слушали «вражьи голоса», они чаще всего читали «самиздат», но редко имели мужество в этом признаться, они с тайным восхищением смотрели на иностранных туристов, завидуя их внешнему виду, улыбчивости и раскованности.

Такие советские инженеры, как Варакин, никогда бы не воскликнули «как сладостно Отчизну ненавидеть», даже наоборот, они искренне считали себя патриотами, гордились своими отцами и дедами, выигравшими величайшую из войн. Но для себя они не искали ни подвигов, ни романтики, и в их жизни уже не было идей, за которые можно пожертвовать собой. Они жили не идеологическими, а материальными ценностями, хотя как правило не признавались в этом даже самим себе. Кинокритик Татьяна Воронецкая справедливо пишет про героя Леонида Филатова, что этот человек – «традиционный как сама традиционность, с портфелем, в сером плаще, с унылой физиономией».

Лицемерие этих людей, которые на работе были образцовыми советскими гражданами, а у себя дома – инакомыслящими, и создало систему государственного абсурда.

Обратим внимание, что, не совершив ничего противозаконного, инженер Варакин готов был признать себя преступником – уже потому только, что он почувствовал себя «инакомыслящим», чужим в городе Зеро. А чужой – всегда нарушитель. И герой Кафки, и Варакин стремятся стать в чужом обществе своим, войти в систему: «Несвобода настолько вкоренена в человека, что он сам ищет себе оковы, ищет Инстанцию, которая его «зарегистрирует», то есть помучает волокитой. Такую Инстанцию герой обретает в Замке», а Варакин – в городе Зеро.

***

Как любой советский человек, Варакин отлично знал, что главные решения в его жизни принимаются властью, а следование этим решения как раз и является проявлением личной свободы гражданина, который по доброй воле осознает правильность и мудрость политики партии и правительства. Абсурд этих партийно-государственных решений становится и абсурдом личного существования гражданина, принимающего этот абсурд все с той личной свободой. Поэтому Варакин пытается загнать энергию бунта и неповиновения внутрь себя, стараясь внешне играть по правилам, которые навязал ему этот странный город Зеро. И даже попытку бегства он совершает только лишь когда прокурор города говорит ему: «Бегите!». По-другому нельзя, ведь инженер Варакин – дисциплинированный советский человек. Ему сказали «сиди здесь» – сидит с осознанием необходимости сидеть, сказали «беги» – он и побежал с каким-то механическим послушанием. Александр Зиновьев писал, что советского человека, сколь бы странным это ни показалось, совершенно невозможно поставить на колени, потому что «при коммунизме запрещено стоять на коленях. При коммунизме человек обязан стоять по стойке «смирно»». Так и стоит инженер Варакин.

Абсурд начинает «зашкаливать», когда оказывается, что повар Николаев, который покончил с собой на глазах Варакина, – на самом деле – его отец. И Варакину не остается ничего другого, кроме как признать совершенно невероятную, на первый взгляд мысль, что он – действительно сын повара Николаева, который вошел в историю города Зеро как первый человек, исполнивший на вечеринке во дворце молодежи в 1957 году рок-н-ролл и за это поплатившийся своей карьерой в ОБХСС. «Ничего подобного наш город не видел со времен мятежа левых эсеров», – говорит об отчаянном поступке Николаева писатель Василий Чугунов (актер Олег Басилашвили). Впервые о Николаеве Варакин услышал от хранителя краеведческого музея во время ночной экскурсии, а сейчас на его глазах уже конструируется героический миф о его мнимом отце. И московскому инженеру предлагают стать сыном легендарного диссидента, которого партийные органы города Зеро посмертно решили сделать героем перестроечных времен. Вместе со своим мнимым отцом и сам Варакин становится героической личностью, он попадает в среду городской элиты, произносит речи и имеет возможность купаться в лучах славы, хотя и не получает радости от навязанной ему роли сына повара Николаева. Варакин также невольно становится сыном диссидента, как герой Кафки – графским землемером в Замке.

***
Варакин отчетливо сознает, что в городе Зеро ему противостоит некий интеллект, организованный по чуждой для него логике. О феномене такого противостояния писал Александр Зиновьев: этот интеллект «не сконцентрирован в одной личности, а рассеян во всем окружающем пространстве. Он не окрашен никакими эмоциями. Педантичен. Примитивен. И одновременно грандиозен» – этим он ужасает и одновременно притягивает. До того совершенно здоровый человек, в городе Зеро Варакин начинает проявлять все симптомы такого расстройства, как социопатия – то есть неспособность понять этические, моральные и логические нормы окружающего общества. Он понимает, что происходит «что-то не то», но не может сформулировать, что именно.
Варакин бежит из города Зеро. Но далеко ли он сможет убежать? Так или иначе, здесь, в этом городе, он начал новую жизнь. Эта командировка изменила «картину мира», которая казалась советскому инженеру незыблемой.

***

Наверное, самый оригинальный способ «прочтения» фильма предложил публицист Сергей Кара-Мурза, который увидел в «Городе Зеро» изложение «программы Перестройки». «В нем показано, как можно за два дня довести нормального и разумного советского человека до состояния, когда он полностью перестает понимать происходящее, теряет способность различать реальность и продукты воображения, в нем парализована воля к сопротивлению и даже к спасению, – полагает С.Кара-Мурза,- Вся перестройка Горбачева и была такой программой, и когда советских людей довели до такого состояния, как героя фильма, можно было безопасно сделать абсолютно все: расчленить СССР, ликвидировать советскую власть и все социальные права граждан, отнять собственность и даже личные сбережения»

Наивный зритель, который «ждет уж рифмы «розы»», надеется, что к концу фильма все прояснится, как в классическом детективе – станет известно, почему погиб повар Николаев, зачем Варакину навязали роль его сына Махмуда, в каком заговоре участвовали председатель исполкома и руководитель городского союза писателей. Но ничего не проясняется, наоборот, сюжет все усложняется, напоминая лабиринт. Никакого объяснения не происходит, как, собственно, не происходит логического объяснения той реальности, которая царит в описанном Кафкой Замке.
Трудно всерьез говорить о том, что фильм «Город Зеро» был предупреждением или составной частью «операции «Голгофа», если таковая реально существовала…

Думается, Карен Шахназаров прежде всего предпринял попытку разоблачения социалистического реализма как метода «преображения» действительности. Поэтому фильм «Город Зеро» мог появиться только в условиях, когда соцреализм был скорее жив, чем мертв, он возник как некий артхаус в противовес социалистическому мейнстриму. Работая с привычным для советского зрителя жизненным материалом, жонглируя узнаваемым образами, эксплуатируя набившие оскомину приемы соцреализма, создатели фильма создали настоящую антиутопию – может быть, самый главный протестный и взрывной фильм конца восьмидесятых, гораздо более губительный для старческого советского режима, чем скандально знаменитые фильмы «ЧП районного масштаба» Сергея Снежкина или «Маленькая Вера» Василия Пичула. Протест фильма Шахназарова был тоньше и изощреннее, он мастерски «перепрограммировал» сознание советского зрителя – не столько шокируя, сколько увлекая его нестандартным сюжетом.

***

Разгадывая сокрытый в фильме месседж, зритель невольно приходил к отрицанию «спящего режима» советской действительности как тотального абсурда. Зритель, словно бы пройдя   вместе с героем через «чистилище» набоковского музея, невольно оказывался «в шкуре» инженера Варакина, который вдруг стал прозревать, воспринимая привычную жизнь уже как «чужую». Он эмигрировал, никуда не уезжая.

Источник