Русский популизм как частный случай мирового

При всем желании нынешний правитель России не может принять памятники Грозному и Сталину на свой счет. При очевидном дефиците свободолюбия, который по разным поводам замечен у российского президента, чего за ним точно не числится, так это массовых и кровавых чисток элиты. Чаще мы наблюдаем противоположное: упорное желание сохранять на своем посту непопулярного назначенца даже с некоторым риском для своей репутации. Давно высказанная в ответе на вопрос журналистов формула: если будешь жертвовать сотрудниками, с кем останешься? – была до самого недавнего времени почти официальным кадровым принципом.
Именно это больше всего разделяет сейчас власть и народ. Идеальный русский правитель должен быть добр к простым людям и жесток с элитой.
Выход победителей
В разговоре о памятниках Сталину и Грозному мало звучат обстоятельства места их возведения. Дело выглядит так, будто Сталин и Грозный вырастают по прямому указанию Кремля, хотя около самого Кремля громоздят почему-то не их, а похожего на героя фэнтези Владимира.
Поставивший Грозного в Орле губернатор Потомский – из всех ставленников Кремля самый косвенный, продукт «володинской весны». Думским партиям обещали по региону, после некоторых приключений КПРФ получила Орел. То есть его лояльность Путину ослаблена и опосредована. Он назначенец Путина – и собственной партии, закрепивший свои права на удачных по всем цифрам выборах. Грозный в Орле – такой же сложносочиненный продукт, как и губернатор.
Нынешний глава Иркутской области Сергей Левченко, который среди прочего прославился намерением поставить памятник Сталину и желанием возродить колхозы – и вовсе следствие иркутской электоральной аномалии. Прошлой осенью коммунист Левченко вышел во второй тур и разгромил в нем ставленника Кремля и.о. губернатора Ерощенко.
Еще один памятник Сталину предложил мэр Новосибирска Анатолий Локоть, избранный в качестве единого кандидата от оппозиции: в его пользу снялись пять кандидатов, в том числе от всех либеральных партий.
Грозные и Сталины оказываются результатом официальных и неофициальных электоральных побед над партией власти. Нынешний избиратель часто не доверяет никому и желает такой власти, которая от имени народа жестоко разберется с элитой. Контуры тех, с кем надо разобраться, обрисованы весьма смутно, зато это желание видно ясно.
***
Демонстративно разойдясь с Западом, Путин тем не менее никуда от него не делся, а просто оказался в новом западном тренде.
На Западе мы тоже наблюдаем жажду антиэлитарной революции, которую некоторые представители верхов должны провести по требованию снизу. Часть населения Запада хочет своих тиранов Писистрата, Питтака, Дионисия. Ослабло доверие между образованной верхушкой и населением, которое начало выдвигать лидеров помимо этой верхушки, этого сдерживающего и контролирующего слоя.
Раньше образованный слой, истеблишмент, элита были и поставщиком лидеров, и их фильтром. Неотменимой частью западной демократии является возможность взойти к политическому лидерству из любой точки. Однако это восхождение всегда связано с прохождением элитарного фильтра.
Сейчас оно все больше происходит мимо фильтра. Хуже того, всё большая часть избирателей сознательно, из вредности (а вот вам) производит в фавориты тех, кто не проходит фильтр и конфликтует с контролирующим слоем. А иногда фильтры давно пройдены, но прошедший их политик как бы отменяет результаты фильтрации, делает шаг в сторону и предлагает себя населению в качестве отбракованного. Для этого приходится вести себя соответствующим образом, выбирать лозунги и программы, которые отсутствуют в отфильтрованной, обеззараженной зоне.
Трамп – частный случай мирового популистского тренда, другими частными случаями которого являются Ципрас, Качиньский, брекзит, Ле Пен, многие украинские политики.
Как это происходит, кажется, понятно. Соцсети отменили заглушки обмена информацией и идеями. Твиттеры Трампа и Сандерса, инстаграм Кадырова, как до них ЖЖ Навального и сетевая кампания самого Обамы, оказались сопоставимы с официальными фабриками идей.
Почему это происходит? Вероятно, по той же причине, по какой Путин совершил свой популистский поворот после экономического кризиса. Население принимало без особых вопросов роль элитарного фильтра, пока экономика росла, средний класс увеличивался и все больше людей присоединялось к фильтрующему сословию.
Когда возникла обратная динамика, а средний класс прекратил расширение и даже стал сокращаться, люди начали переживать свое отчуждение от той группы, которая ставит пробу на политиках. В Европе приостановка экономического роста совпала с присоединением восточных европейцев к единому рынку труда и потоком беженцев с Востока. Сами же восточноевропейские страны превратились в «разочарованные демократии», осознавшие, что присоединение к ЕС не дало западноевропейского уровня жизни и отставание от Западной Европы, скорее всего, сохранится навсегда.
Вдобавок у населения появилось ощущение, что политики им что-то недоговаривают, а то и вовсе говорят с ними на непонятном им языке – особенно в вопросе о мигрантах и там, где нужно объяснить экономические трудности: откуда кризис-то?
Но и сам интеллектуальный и бюрократический класс, частично потерявший функции политического контролера, от неожиданности и досады тоже впал в нервозность. И все чаще начал имитировать поведение популистских вождей, перешел от анализа к информационным сражениям, а проигранные битвы принялся объяснять наличием у противника иностранной поддержки, финансирования и прочих засадных полков заморского строя. То есть, ограничивая популизм народных трибунов, сам оказывался коллективным популистом.
Путин по внутренним причинам и под влиянием собственного политического чутья раньше других стал подавать себя в качестве политика, сливающегося с народом в обход элиты. Он начал как стопроцентный ставленник элиты, но переключился по ходу, в процессе управления. В конце концов по своему происхождению и скорости подъема он верно проассоциировал себя не с элитой, а со средой, которая ей не доверяет. И тем не менее по сравнению с многими зарубежными представителями той же неопопулистской тенденции и примерами в отечественном прошлом он неисправимо элитарен.
Шаги за спиной
Зарубежная популярность Путина – не миф, придуманный Russia Today, и не функция ядерного арсенала и внешнеполитической дерзости России. Арсенала и дерзости у Брежнева или Андропова было не меньше, а популярности почти никакой. Причины зарубежной популярности Путина в том, что он, будучи по своему политическому происхождению и способу управления скорее главой бюрократии, чем народным вождем, сумел навязать миру образ правителя, который общается с народом в обход элиты. Раньше и резче совершил популистский маневр, смелее сделал то движение, которое на наших глазах пытаются изобразить политики по всему миру.
Он, кстати, не был в этом деле первым, но был лучше заметен из-за размеров России и постоянного журналистского интереса к ней. К тому же Россия начала развивать свои антиэлитарные информационные продукты для зарубежной аудитории, где недоверие многих к собственному контролирующему сословию оборачивается некритическим потреблением альтернативных голосов. Тут качество самого продукта уже не имеет значения. Если у RT и Sputnik есть какое-то влияние, то не благодаря их какому-то выдающемуся качеству или щедрому финансированию, а просто потому что они попали в разряд «другого мнения», на которое оформился спрос.
Однако внутри страны Путин сам сталкивается с популистской угрозой, оказываясь в роли западной политической элиты, которую критикует. Здесь, в границах России, он уже много лет центр истеблишмента, а не альтернатива ему. К тому же его классический консервативный авторитаризм в целом чуждается революционного образа действий, редко прибегает даже к провластной неподконтрольной активности и воздерживается от чисток.
Памятник Грозному, как и памятники Сталину – которые ему теперь приходится принять или отклонить, – местная, российская разновидность Трампа и брекзита. Как Трамп преследует Хиллари Клинтон и издателей статусных американских газет, так памятник Грозному преследует Путина – примерно как в поэме Пушкина:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
Многим кажется, что медный всадник – это российская власть. В действительности он тот, кто гонится за российской властью.