(Беседу ведет Ирина Медведева)

Государство погрузило себя в такую рыночную среду, в которой оно само растворяется постепенно, как таблетка в стакане воды, и просто перестает существовать.

Ирина Медведева:  Я вспомнила сейчас, что наши либералы в начале 90-х говорили, что государство – это ночной сторож.

Константин Семин: Государство – да, конечно, только сторожить уже практически нечего, и сторож раздет до трусов и снимает с себя последнее. В какой-то момент будут продавать на органы и сторожа, я думаю. Всегда это заканчивается одним и тем же.

Ирина Медведева:  Да, вот почему сторож об этом не думает, мне интересно? Я уже давно поняла, что нашим чиновникам рассказывать о том, что эти НКО и их представители не всегда на самом деле заботятся о людях, а как-то больше заботятся о своем кармане. Это бессмысленно, бессмысленно говорить, что когда эти НКО вмешиваются в дела семьи, то семья разрушается, детей отнимают, или закрывают лучшие детские дома, говоря, что они не нужны.

Константин Семин: Потому что это государство, а государство неэффективно.

Ирина Медведева:  Да, а государство, оно всегда плохо по определению для этих людей. Это я все понимаю. Я не понимаю другого. Я говорю, что я уже догадалась, чиновников не проймешь всякими гуманистическими аргументами. Вот почему они не боятся утраты суверенитета? Им что, кажется, что если они крепят военную мощь и как-то начинают все-таки более-менее самостоятельно вести себя в международной политике, а в социальных делах творится такой кошмар, они думают, что сохранят суверенитет, тем более, укрепят?

Константин Семин: А почему наркоман не испытывает чувства опасности? Почему он не понимает, что каждая следующая доза приближает его к гибели?

Ирина Медведева:  А что является в данном случае наркотиком? Я об этом и спрашиваю.

Константин Семин: В данном случае наркотиком является прибыль, являются деньги. Чиновники были и в советском государстве, просто это были другие чиновники. Когда мы употребляем термин «коррупция», я категорически против самого этого термина, потому что коррупция – это просто неотъемлемая часть любого капиталистического общества. Там, где существует приватизация, коррупция неизбежна, и чиновник в капиталистическом обществе это всего лишь предприниматель, который приторговывает в меру своих возможностей, в меру своих полномочий, приторговывает, так же как и все остальные агенты экономической деятельности.

Ирина Медведева:  А у нас что вместо коррупции?

Константин Семин: У нас точно так же. Это важно понять. Очень многие люди этого не понимают, и отсюда, кстати говоря, ожидания, которые связывают с разными  оппозиционными деятелями, выводящими толпы то ли людей, то ли оболваненных потребителей на улицы. Им кажется, что здесь построили неправильный капитализм с неправильными чиновниками.

Ирина Медведева:  Конечно.

Константин Семин: А там, где-нибудь, существует правильный, и они отличаются принципиальным образом. Если мы построим здесь правильный капитализм, у нас перестанут брать взятки, у нас перестанут приватизировать все направо и налево.

Ирина Медведева:  Будет цивилизованный капитализм.

Константин Семин: Да, конечно. А суть-то в том, что у нас нормальный капитализм, он такой и есть и никакого другого его не бывает. Он другой в тех странах, на которые с завистью смотрят наши потребители по одной единственной причине: он грабит больше, чем мы можем позволить себе грабить, и он грабит нас. Сильный капитализм грабит слабый капитализм и дает возможность своим пенсионерам более или менее сносно существовать в точно такой же грабительской живодерской системе, просто у них чуть-чуть больше подножного корма для того, чтобы содержать…

Ирина Медведева:  Ну, и третий мир, который на них работает за копейки.

Константин Семин: Конечно, конечно, а капитализм у нас абсолютно одинаковый. Поэтому вот когда на телевизионных шоу спорят, «в поисках бревна в чужом глазу» начинают перебирать грязное белье каких-нибудь американских, английских, французских – каких угодно других коррупционеров, ведь «бревна» абсолютно одинаковые. Белье одинаковое: оно в одной корзине лежит. И разница – просто там масштабы больше. Там, может быть, триллионы, здесь – миллионы, миллиарды. Суть от этого не меняется, абсолютно не меняется. Вот это необходимо понять, и упование на то, что мы победим коррупцию, мы ее обуздаем, мы ее каким-то образом в упряжь возьмем и заставим ее на пользу общества работать, пахать на ней будем, на этой коррупции, назовем ее лоббизмом, предположим – это все будут глупости, детский лепет просто, наивность. Это нормальная ситуация, которая была неизбежна с тех пор, как мы ступили на новые рыночные рельсы. По-другому быть не могло, и государство, естественно, будет сбрасывать с себя все обязательства.

Ирина Медведева:  Оно же рухнет!

Константин Семин: Ну и что, а оно разве будет думать о том, что с ним будет дальше, если оно одержимо одной единственной целью, если его интересует только нажива, если только извлечение прибыли является добродетелью в такой системе? Кого интересует, что будет завтра? Всех интересует, что будет происходить сегодня.

Почему так категорически чиновники от экономики, в том числе люди, работающие в Минфине, в Центральном Банке, и в других наших либеральных заведениях, учреждениях, категорически не приемлют саму идею государственного планирования? Потому что планирование и позволяет наркоману осознать, что через 25 шагов находится пропасть, и, следовательно, необходимо что-то менять в своем поведении.

Мы живем сегодняшним днем, горизонт планирования – 2-3 года максимум, не больше.

Ирина Медведева:  То есть экстраполяция отсутствует, да? Даже элементарная, на шаг вперед?

Константин Семин: Отсутствует возможность рефлексии, отсутствует возможность хоть сколько-нибудь выстроить логичную и закономерную картину, связную картину будущего, потому что будущее – это здесь и сейчас. Не существует ничего, что было «до» и не существует ничего, что было «после». Принцип, на котором капитализм основан: «хоть трава не расти», «после нас хоть потоп». Это известное, это не только нас касается, это всех касается.

Ирина Медведева:  Но как Вы думаете, все-таки, если эти НКО будут вести себя как сороки, которые разоряют гнезда, а так и будет, потому что в обществе потребления, это еще не всем понятно, человек не только субъект потребления, он становится объектом. Особенно, если это голубоглазый белокурый ребенок. Это товар.

Константин Семин: Конечно, это само собой, становится товаром.

Ирина Медведева:  Конечно. Так вот, понимаете, у многих наших людей вообще-то ничего другого не осталось кроме детей. И мне кажется, что если так дело пойдет, если будут разорять семьи, если будут закрывать хорошие детские дома, куда, между прочим, бедные родители, которые сейчас не могут воспитывать детей, имеют право поместить своих детей на время, пока не встали на ноги, пока не улучшилось их материальное положение. Людям, понимаете, нечего будет терять. Может быть, надо нашей власти как-то объяснять, что они создают революционную ситуацию. А это единственное, мне кажется, чего они все-таки, пробудившись от своего наркотического блаженства, боятся. Они боятся дестабилизации. Вот я считаю, что наш народ должен выучить это слово, потому что в разговорах с чиновниками, я давно это знаю, единственное, что действует, это магическое слово «есть опасность дестабилизации». Так вот, может быть, надо как-то об этом говорить побольше с чиновниками, потому что это ж тоже люди? Вот мы так говорим о них, даже нехорошо немножко.

Константин Семин: Как будто они лишены человеческого обличия. Знаете, меня другое удивило, и я хотел тоже об этом сказать.

Ирина Медведева:  Мы лишаем их презумпции невиновности.

Константин Семин: Меня удивило то, что мы так быстро, так естественно и непринужденно переходим из состояния в состояние. Это, кстати говоря, диагноз в значительной степени нашего психофизиологического состояния. У нас представление о действительности может меняться на противоположное в течение очень короткого промежутка времени. Совсем недавно, если все помнят, некоммерческие организации были чуть ли не исчадием ада, если Вы не забыли.

Ирина Медведева:  Конечно.

Константин Семин: Они еще недавно представлялись нам как что-то сугубо враждебное, через что иностранные наши недоброжелатели пытаются общество наше разложить.

Ирина Медведева:  Да, это были какие-то соросовские выкормыши в основном.

Константин Семин: Да. И вдруг происходит что-то совершенно противоположное. И вдруг всей этой поляне говорят, что ситуация поменялась и теперь мы зажигаем зеленый свет. Я слышу не только это, на волне, казалось бы, подъема консервативного нашего такого сознания, утверждения консервативных ценностей в обществе вдруг я слышу снова разговоры о том, что стоило бы отменить «закон Димы Яковлева». Потому что, смотрите, у нас же нормализуются отношения с консервативной американской улицей, почему бы не восстановить общение по этой линии, допустим? Это о чем говорит? Это говорит о том, что

в деятельности некоммерческих организаций главный корень это коммерция, так или иначе. Никаких некоммерческих в полном смысле этого слова организаций не бывает.

Ирина Медведева:  Они ведь все называются «некоммерческие».

Константин Семин: И даже сейчас, создав некоммерческий фонд для производства фильма об образовании , мы это чувствуем, потому что с этого фонда взымаются налоги. И вроде бы хочешь сделать благое дело, но ты в любом случае окажешься в таких экономических обстоятельствах, которые заставят тебя мыслить как участника рыночных отношений.

Поэтому коммерциализация здесь неизбежна, дети неизбежно будут восприниматься этими организациями как товар. На одного сознательного и честного человека, создавшего некоммерческую организацию для того, чтобы действительно помогать детям, будет приходиться девять тех, которые будут созданы для того, чтобы зарабатывать деньги на этом и продавать детей за границу, как я видел, и мы неоднократно рассказывали об этом в наших фильмах.

Поэтому можно ли, употребляя перед сном и утром натощак слово «дестабилизация» в общении с чиновниками, пробудить в них остатки какого-то человеческого сознания? Рискну не согласиться с Вами, наверное, это все-таки рецепт не безотказный. И Вы же помните, что в начале 20-го века наши люди очень сильно надеялись на пробуждение такого сочувствия к простому народу: ходили, просили, умоляли, но это не помогло, это не подействовало. И закончилось так, как закончилось. И это жуткое состояние, как оказалось бы у нас перед глазами: у нас столетний юбилей величайших в нашей истории потрясений, которые одни считают катастрофой, другие считают катастрофой живительной и воскресительной даже в каком-то смысле, но, тем не менее, катастрофы юбилей. И выводов из того, что произошло тогда, никто из современных наших, из тех, кого мы называем «сильными мира сего», не делает.

Все, что я слышу сейчас, все, что я вижу в публичном пространстве, связано исключительно с попытками представить событие столетней давности как что-то исключительно страшное и что-то такое, что повториться никогда не может. Что-то, что произошло исключительно потому, что внешние силы это спровоцировали. Как будто бы внутренних причин, вызвавших эти тектонические сдвиги, обошедшиеся народам, населяющим нашу страну, в огромное количество жизней, не было никаких. Поэтому вот эта историческая глупость, это стремление, привычка скакать по граблям, эта неспособность выкарабкаться из исторического штопора, хотя, может быть, это и впрямь невозможно сделать. Говорят же: по спирали развивается история. Значит, деваться некуда. Но вот это я вижу постоянно, вижу повсеместно.

Ирина Медведева:  Как сказал Сталин, «других писателей у нас нет».

Константин Семин: И не боятся они слова «дестабилизация», не пугает их. Им кажется, что против дестабилизации всегда найдется стабилизирующая какая-нибудь НКО, которую можно в достаточной степени вооружить, профинансировать, и, значит, проблемы будут решены.

Ирина Медведева:  Я думаю, что все-таки что-то произойдет с этими НКО и с нашими чиновниками, и с нашей жизнью, с нашим народом, с нашей страной, потому что у мира, во всяком случае, у мира, который условно можно назвать европейским, другого спасительного ковчега на сегодняшний день не осталось. Поэтому будем надеяться, но будем не только надеяться, а будем действовать. Будем действовать, кто как может. Будем говорить правду. Всего доброго. Спасибо, Костя.

Константин Семин: Спасибо.