Однажды, уже не в юности, но еще не совсем зрелости, в то время, которое именуется молодостью, оказались мы в славном городе Казани. А в силу того, что молодость наша совпала с курсантством в уже несуществующем, но до сих пор славном военном училище, то оказались мы не просто так, а на стажировке на том самом КАПО им. Горбунова. Ну, вы конечно же в курсе. Ну, там еще лодки “Казанка” делали, да побочно ТУ-160 выпускали. Белыми лебедями их нарекли значительно позже.

Так вот. Когда собирался, то мама, несмотря на мои протесты, положила в чемодан пол квадратного метра сала. Ибо “голодное Поволжье” – это отнюдь не в представлениях 30-х годов, а вполне себе мем 80-х.

Приехав в этот славный город, пошли прогуляться по магазинам. И были приятно удивлены наличием продуктов, отсутствием очередей и милыми продавщицами. Как известно, курсанта интересует всего две вещи – еда и девушки (и не верьте идеалистам, которые говорят о долге, учебе и отличии в боевой и политической). Курсант при виде девушек на фоне еды становится особенно галантен, как кот в предвкушении сметаны. И, предвкушая сметану, мы попросили колбаски грамм так 300, а лучше 350 (право дело – не покупать же палку, что мы правил приличия не знаем?), в качестве завязки знакомства выразив одобрение наличию столь ценного продукта в местных магазинах и высказав презрение к распускающим слухи о “голодном поволжье”.

Девушки-продавщицы, отрезав колбаски, застенчиво испросили “талоны”. Мы же предложили деньги. 2.20 за килограмм – 70 копеек за 300 грамм. Нам это показалось естественным. В не менее достопочтимой в те времена Риге было принято именно так: утром деньги – утром колбаса, вечером деньги -вечером колбаса. Европа!!!

Грустно, но совсем нетомно вздохнув, девушки терпеливо объяснили, что продать колбасу просто за деньги они не могут, даже за обещанное вместо талонов свидание с ребятами из самой Риги. Не помогли даже уговоры в исполнении известного любимца девушек С (не буду называть имена и псевдонимы, ибо могут быть случайные совпадения с известными в узких кругах людьми), который славился тем, что смог уговорить охранниц ВОХР на проходной КАПО выпустить нас до окончания рабочего дня без отметки в режимном журнале.

Но колбаса оказалась более ценным объектом, чем авиазавод. Так и остались девушки-продавщицы без свидания, а мы без колбасы.

До сих пор мучаюсь вопросом – где приезжему курсанту можно было взять талоны на колбасу в Казани? Сложно все с колбасой оказалось. С самолетами и девушками проще.

Нет, конечно, мы не голодали. 70 копеек за обед в заводской столовой, стакан бесплатного кефира из странного окна в заводской глухой стене с 12 до 13 часов (это было воистину странно – открывалась окно и всем, кто подходил, наливали кефир. Курсанты были первыми всегда) и полквадрата сала, заботливо положенного не просто мамой, а женой советского офицера, а значит, понимавшей что-то в правильной организации жизни, делали вопрос еды не таким острым, как могло бы оказаться. И девушки Казани оказались душевными и отзывчивыми вне зависимости от профессиональной принадлежности – и студентки, и медики, и ВОХРовские охранницы, ибо мы были сыты и голодны одновременно. Ну, вы поняли.

И “Белые лебеди” были прекрасны на стапелях и в воздухе.

Но, может, мы пропустили что-то важное, не имея талонов на вожделенное? Вдруг в итоге мир оказался бы другим, не будь этих талонов, а будь просто колбаса и масло? Может, именно тогда мы раздавили Брэдбериевскую бабочку – и грянул гром? Не знаете? Вот и я не знаю…