По мере того, как строительные вузы штамповали все новых и новых инженеров, чертежники и техники встречались в проектных организациях все реже и к 1970-м годам исчезли совсем. Однако новые советские инженеры по уровню своей квалификации и профессиональной пригодности большей частью не соответствовали должности инженера, оставаясь де-факто простыми техниками, если не чертежниками. Так сложилось потому, что советское государство безрассудно сделало инженерный труд невыгодным, от этого он автоматически стал в обществе непрестижным, и толковые люди не желали идти в инженеры, либо, получив институтский диплом, не имели никаких стимулов для профессионального роста.

Эта гибельная для страны несуразность родилась из того, что бездарные, малограмотные и порой откровенно криминальные советские правители инстинктивно недолюбливали знающих свое дело, компетентных специалистов и старались их ущемить в чем только можно. Ибо эти мастера оказывались прямой противоположностью и как бы живым укором тем, кто заправлял жизнью страны. И как всякое истинное зло до такой степени ненавидит добро, что страстно желает его уничтожить любой ценой, не задумываясь о последствиях для себя же, так и коммунистические правители едва терпели рядом с собой честных, квалифицированных и компетентных людей, хотя сами фактически сидели на их плечах и существовали за их счет.

Не перечесть сгинувших в сталинских лагерях буржуазных спецов, обеспечивших триумфальное выполнение первых коммунистических пятилеток. Им поручали заведомо неподъемные работы, а потом обвиняли в саботаже или вредительских умыслах. Им подчиняли коллективы неквалифицированных исполнителей, а когда те неминуемо заваливали дело, к ответу призывался специалист, потому что вчерашним пролетариям было простительно ошибаться. Но при Сталине инженеры все же имели большие оклады, хотя и слишком дорого купленные. После его смерти пропало и это последнее преимущество.

Закрепилась система уравнительного распределения, при которой все трудящиеся страны, кто бы чем и в какой должности ни занимался, получали вполне сопоставимые зарплаты, позволявшие им не жить впроголодь, но заведомо недостаточные для благоденствия. Так, начинающий инженер приходил на знаменитые 120 рублей в месяц и быстро вырастал до 150-160, главный конструктор имел всего 210-240 рублей, а убеленный сединами начальник отдела лишь в редких случаях достигал потолка в 300 рублей. Эти суммы по крупицам накапливалась долгими десятилетиями, причем профессиональные доблести играли здесь последнюю роль.

Если же простой инженер работал сдельно или халтурил на стороне, то имел те же деньги немедленно, притом без квалификации, ответственности и тяжких забот, обременяющих всякого руководителя. Еще легче доставались деньги на заводах, где рабочий, избавленный от ужасов высшего образования, в подпитии клепал шестеренки и мог даже выпускать их сдельно или на нескольких станках сразу. В придачу к зарплате он тащил домой все, что плохо лежало в цеху, и не имел никаких проблем со вступлением в партию, если бы, проспавшись, он вдруг пожелал сделать карьеру. Но инженеров в пролетарскую партию принимали со скрипом, что убивало их надежды на должностной рост.

В результате они все более рассматривали свое прямое дело как бесперспективное, обременительное и совершенно не нужное им лично. Отсюда вытекало тотальное нежелание в чем-либо разбираться и хоть чему-то учиться, разве только оно вбивалось в память само собою от многократного повторения. Хорошо или худо они работали, деньги им все равно платили одинаковые. Но тем, кто работал хорошо, начальство вечно навязывало сложные и ответственные работы, а тем, кто работал худо, приходилось поручать вещи легкие и приятные, потому что они прямо заявляли, что ничего больше не могут. И за это их не увольняли и не понижали в должности, ибо при советской власти никого нельзя было выгнать за некомпетентность, а лишь за дисциплинарные грехи вроде опозданий, прогулов или появления на рабочем месте в нетрезвом виде.

Но дрянные работники, зная об этой их единственной ахиллесовой пяте, пунктуально соблюдали все дисциплинарные требования и при малейшем покушении на свои права подавали в суд, крича об ущемлении прав трудящихся. Поэтому начальники старались их вовсе не трогать, и все, что они должны были делать, но не делали, бесцеремонно переваливалось на плечи немногих толковых работников без всякой материальной компенсации и даже морального одобрения. Эти работники терпели, кряхтели, матерно крыли свою профессию, потом срывались с места и исчезали в неизвестности, а их брошенная работа естественным путем переходила к оставшимся.

Другой принципиальной причиной деградации инженерных кадров стало засилье типового строительства. Типовая документация всегда имела рисунки, графики и таблицы, позволявшие инженерам подбирать конструкции безо всяких расчетов, подобно тому как ребенок складывает свои кубики по лежащей перед ним картинке.

Это, конечно, было удобно и значительно ускоряло выпуск чертежей, но катастрофически отучало людей думать, понимать работу конструкций и находить самостоятельные решения. Горе-инженер, погрязший в этих таблицах и картинках, следил лишь за тем, чтобы не перепутать строчки и правильно выписать из них марку типового элемента. Но даже здесь постоянно случались ошибки. Если же подходящих рисунков и таблиц под рукой не было, человек ударялся в панику и категорически отказывался что-либо предпринимать самостоятельно, ожидая, пока это сделает его начальник. Если же начальник сам был подобного склада, он теребил следующего начальника, так что дело под конец выплескивалось на стол главному конструктору; и если даже тот затруднялся принять решение, начальник отдела, вертя в сердцах головой, начинал подыскивать ему срочную замену.