Речь, конечно же, не о бурятских бронетанковых лавинах, а о куда более изощренном оружии. Мы тут не вполне осознаем, но вот уже третью неделю день за днем окружающие нас государства принуждаются к детальному ежедневному разглядыванию бывшей метрополии — то есть сегодняшней России. И не только по телевизору, но по всем прочим «инфопроводам» — через ютьюб и через каждый утюг. Миллионы подключенных к интернету болельщиков с журналистами кочуют по пространству чемпионата площадью эдак с Евросоюз.

И наши соседи смотрят на Москву, на Казань, на Петербург, на Ростов, на Нижний, на Саранск и Екатеринбург. И наши соседи видят, говоря коротко, совсем не то, что хотят. И совсем не то, во что привыкли верить.

…Дело в том, что фундаментальным элементом всех «постсоветских государственностей» была и остается следующая идея:

«Наш (нужное вписать) народ, обладающий уникальной древней культурой и природным породистым благородством, провел (нужное вписать) веков в плену у нищебродской российской империи. Тяжело дались нам эти годы под властью пьяных вороватых варваров, не умеющих ничего и не уважающих ни себя, ни свою страну. К счастью, мы сумели вырваться из их барака. У нас теперь свои трудности, но от бывшей империи после того, как она потеряла свои прежние завоевания, вообще ничего не осталось. Настоящий мир презирает эту бензоколонку и не держит за равную. Когда там развалятся последние ржавые ракеты, эта страна уже не поднимется. И знать о том, что там происходит, нашим людям просто незачем — кого интересует полярная нигерия. Как же все-таки мы выиграли, сбежав от нее».
И вот сейчас — идея исторического выигрыша, полученного бегством от России, у окружающих республик трещит и рвется на британский флаг.

Потому что сначала в течение месяца в страну-бензоколонку влился поток мировых лидеров и руководителей мировых ресурсных картелей, свидетельствующих свое почтение и имеющих просьбы и интересы.

Затем умы окружающих экс-братьев с середины июня смущают околофутбольные панорамы российских городов и восторженные туристы из Настоящего Мира.
А затем лидер этого Настоящего Мира, объявив, что страну-бензоколонку надо бы вернуть в клуб мировых держав, опять-таки отправляется на самую границу с бензоколонкой, чтобы засвидетельствовать почтение ее тирану и обговорить с ним некоторые свои просьбы и интересы.

Наши соседи смотрят на это, и под ними шатаются национальные идеи.

И пожилые экс-коммунистки из Прибалтики внезапно снова начинают ненавидеть «этих русских» с юным задором. И снова, как впервые, начинают ждать танков. И полузабытые народные артисты из последних сил кричат, что ужасно счастливы больше не быть с русскими.

И неслучайно, кстати, такая большая часть «антипраздничного» дискурса в самой России сегодня раскручивается из ближнего зарубежья. «Тем временем ваши шлюхи спят с болельщиками», «тем временем у вас пенсии отменили», «тем временем вашу Сибирь китайцам продали» — исполняется полусоотечественниками с невероятным надрывом.
Тот факт, кстати, что это все пишут подданные держав, действительно ушедших под спил, давно уже задравших пенсионный возраст за 65 и торгующих населением оптом и в розницу в объемах «от 20 до 50 процентов», — накала разоблачений России не снижает. Наоборот. Они сейчас не просто «мстят бывшей метрополии» — они мучительно заделывают появившееся горькое чувство исторического проигрыша.

И дело тут, как ни странно, не в деньгах. Сочетать поездки на заработки в Россию с презрением к ней подданные «национал-демократий» вполне научились.

Нет, сейчас происходит куда более обидное и страшное. К ним приходит — причем не из самой России, а рикошетом, из того самого Настоящего Мира — признание покинутого барака мощной, состоявшейся и, главное, высокостатусной страной. Древние породистые народы с врожденной культурой видят, что оставленный ими позади развалившийся барак империи как-то опять оказался впереди и недосягаемо вверху.

И к местным «лидерам общественного мнения» приходит осознание того, что этого люксового статуса их уютные «нероссии», их бедные, но чистенькие национал-демократии не получат никогда по определению. И от этого у тех, кто еще помнит себя согражданами «этих русских», открывается острейший эмигрантский синдром. Со всеми его трагикомическими эффектами и бессознательными криками о кровавом режиме, генетических рабах и проданной Сибири.