Известный во всем мире педагог и писатель В.А. Сухомлинский, как и сотни тысяч украинцев, в первые дни войны добровольцем ушёл на фронт защищать родину от коричневой чумы… Его книга «Сердце отдаю детям» была переведена на 30 языков. Предлагаем читателю отрывок из послесловия к этой книге, которую Сухомлинский специально написал для немецкого читателя.

“Я начал свой педагогический труд в 1935 году. В 1941 году моя жена, Вера Петровна, окончила Кременчугский учительский институт. Мы собирались устроиться в той школе, где я работал. Мы были молоды и полны радужных надежд на будущее.

Наши надежды разрушила война. С первых дней войны я ушел на фронт. Никто тогда не мог предположить, что через пять недель на берега Днепра придут фашисты. Я верил, что скоро вернусь с победой. Расставаясь, мы мечтали о том, что у нас будет сын или дочь.

Но пожар оказался не таким, как думалось. Я не получил из дому ни одного письма. Село, где у своих родителей жила жена, было оккупировано фашистами. Жена с двумя подругами распространяла листовки, сброшенные нашими летчиками, перепрятывала бежавших из плена советских солдат, прятала оружие и передавала его пробиравшимся через Днепр советским воинам. Она была арестована гестапо. Несколько дней ее подвергали нечеловеческим пыткам, добиваясь того, чтобы она назвала фамилии руководителей антифашистской организации. Вера и ее подруги молчали.

В застенке у Веры родился сын. Лицемерно обещая Вере жизнь, фашисты совершили страшное преступление. У меня вот уже двадцать пять лет горит сердце, когда я хоть на мгновение представляю себе то, что произошло в фашистском застенке. Сына, которому было несколько дней от роду, фашистский офицер привязал к ножке стола, а Веру привязали к железной койке. Фашисты надругались, глумились над женой. Потом гестаповец отвязал сына, поднес его к жене и сказал: «Если не скажешь фамилии руководителей организации, ребенок будет убит». И убил. А Вере выкололи глаза и повесили во дворе тюрьмы.

Это было как раз тогда, когда я, сражаясь на фронте, был тяжело ранен под городом Ржевом. У меня прострелена грудь, несколько осколков металла и сейчас еще сидят в легком.

Когда наш Онуфриевский район был освобожден от фашистов, я, приехав домой, узнал о страшной трагедии. На допросе я слушал показания предателя-полицейского, который присутствовал во время пыток. На моих глазах полицейского повесили по приговору суда. А фашистский офицер ушел от возмездия. В памяти у меня осталась его фамилия, а в кармане, в маленьком белом конвертике, лежит его фотокарточка. Как пепел Клааса стучит в грудь Тиля Уленшпигеля, так эта фотокарточка жжет мое сердце, напоминает каждую минуту, что в мире есть фашизм. Никогда не померкнет в моем сознании картина страшного преступления зверя-эсэсовца. Вечно стоит перед моими глазами сын, привязанный к ножке стола. Не забуду я никогда, как гестаповец убил сына, ударив головкой о каменную стену, так, что кровь залила стену. Не забуду никогда, как маленькое тельце фашистский ублюдок – предатель-полицейский выбросил в мусорную яму, стоявшую во дворе тюрьмы, как несколько дней торчали из ямы ножки…

Возвратившись в родное село, я хотел снова пойти воевать. Хотел встретиться лицом к лицу с зверем-гестаповцем, хотел понять, как могло получиться, что таких зверей рожали люди-матери. Но в армии мне служить больше не пришлось – ни одна комиссия не могла признать меня даже «ограниченно годным».

Я опять пошел в школу. Работать, работать, работать,- в этом я находил хотя бы в какой-то мере забвение от горя. Целые дни я был с детьми. А ночью просыпался в два, в три часа и не мог уснуть – работал. Ждал с нетерпением утра, когда зазвучит звонкоголосое детское щебетанье. И сейчас я каждое утро жду детей – с ними мое счастье. Подобно герою романа М. Шолохова «Поднятая целина», я взялся за изучение немецкого языка. Верил (и сейчас верю), что когда-нибудь мне суждено будет встретиться с зверем, истязавшим и убившим мою жену и моего сына, и я смогу сказать ему по-немецки то, что я думаю вот уже двадцать пять лет, то, что никогда не забывается и никогда не прощается. Я изучил немецкий язык и знаю его в совершенстве. Потом принялся за польский, чешский, болгарский, английский, французский, испанский, японский. Изучил эти языки, а времени все равно много от двух часов ночи до утра – целая пропасть времени.

Меня иногда спрашивают: как вам удалось написать так много? Да, много; опубликовано 310 научных трудов, в том числе 32 книги. Меня вдохновляли и вдохновляют два чувства – любовь и ненависть. Любовь к детям и ненависть к фашизму.”