Побочным явлением собирания и восстановления страны в двухтысячные стало распространение в российском обществе потребительского образа жизни. Элита заразилась этим деморализующим недугом сразу после Сталина, когда устав от тяжелых испытаний, не смогла предложить себе и стране ничего более значимого и высокого, чем светлое коммунистическое будущее с бесплатной колбасой — в тонусе держали только космос и противостояние США. В позднесоветские годы злокачественная опухоль потребительства и вовсе поглотила госуправленческие кадры и пустила метастазы в широких кругах общества, став одной из причин крушения СССР. Мещанство городских жителей становилось всё более явным, и хоть советская культура рьяно занималось его бичеванием, это не помогало: люстры, мебельные стенки и ковры стали смыслом существования для многих семей, этих ячеек коммунистического общества. В наше время подобные запросы кажутся ничтожными и несущественными, но для поколения, пришедшего вслед за военным, это была значительная девальвация идеалов в пользу материального блага.

В 90-е годы после криминальной революции потребительство, до того хотя бы стыдливо скрываемое, вылезло наружу и было поднято на стяги «новых русских»: «бери от жизни всё!». Ему поддались не только работники торговли и заведующие складских помещений, но все слои населения — от научных работников типа Березовского и Бендукидзе, космонавтов и партийных функционеров до мастеров цехов, в открытую продававших станки, за которыми они недавно устанавливали стахановские рекорды. Предпринимательская жилка и умение делать деньги стали самым ценным качеством. Те, кто устоял от соблазна, моментально попадали в маргиналы, вычеркивая себя из «приличного общества». Однако в силу быстрого и катастрофического обеднения страны в результате действий того самого «приличного общества» большая часть народа вскоре была занята выживанием, добыванием самого необходимого; потребление товаров и услуг, за исключением кока-колы и джинсов, стало уделом маленькой столичной тусовки. Собственно, даже рядовые поклонники красивых витрин капитализма в результате т. н. демократических реформ не получили ничего, кроме тысячепроцентной инфляции и разбитого корыта. Приходилось довольствоваться малым, и даже речи не могло идти о роскоши массового потребления. Об этом, кстати, неплохо бы задуматься тем из офисных менеджеров, кто требует «смены режима» и даже не понимает, что существует в нынешнем виде благодаря ему, в то время как при Гайдаре они подрабатывали бы челноками.

После разгона семибанкирщины и ельцинского олигархата распределение благ в стране постепенно стало более справедливым, зарплаты в среднем по стране увеличились в разы, уровень жизни в городах — в десятки раз, возможности потребления — во столько же. При этом культурно-информационная политика осталась, за небольшим исключением, неолиберальной, потребительской и даже нуворишской. Не удивительно, что народ, измученный дефицитом в перестроечные 80-е и нищетой в 90-е бандитские, ударился во все тяжкие потребления, чавкая и ненасытно поглощая всё, что только возможно. Не все, конечно, но абсолютное большинство — от малиновых пиджаков, которыми стали вчерашние рэкетиры, до людей со средним и малым достатком, которые все свои желания сводили к новой тачке и отдыху в режиме «всё включено». Россия жадно пожирала все ранее не доступные ей прелести капитализма — от «Ашана» и гаджетов до дешёвых кредитов, позволяющих жить всё комфортнее и сытнее. Если на Западе потребительский образ жизни приходил постепенно, и там научились потреблять буднично и машинально, то наш человек по своей широте душевной, получив всё враз, превратился в ту самую свинью и дрянь, о которой писал Достоевский. Герои Марко Феррери в фильме 70-х «Большая жратва», совершившие самоубийство посредством гедонистического марафона, были бы куда более похожи на героев российского фильма «Олигарх» про хозяев жизни 90-х или сериала про офисных менеджеров 2000-х. Мы, сами того не замечая, превратились в одну сплошную ненасытную пасть, пожирающие всё новые товары и развлечения.

Но потребительство — это не столько ненасытное пожирание само по себе, сколько мировоззрение, в котором пожирание становится самоцелью и главным мотивом. Когда удовлетворение материальных потребностей доминирует над всем остальным, и ради самого процесса потребления человек жертвует человеческими отношениями, сердечным теплом, душой, высокими идеалами и верой. Когда человек все свои действия и помыслы сводит только к одному — как бы лучше угодить своему телу. Эта зараза подкрадывается не сразу, постепенно, через (само)внушение о необходимости элементарного обустройства жизни (что, в общем-то, звучит вполне безвинно), улучшения комфорта, получения новых чувственных впечатлений (развлечений), через поэтапное увеличение доз необходимого комфорта (ещё вчера это казалось желанным, сейчас недостаточным) — и в какой-то момент человек уже не замечает, как становится зависим от вещей и их потребления. Потребительству чрезвычайно способствует так называемая прогрессивная модель современного производства, которая выпускает всё новые и новые товары и услуги и стимулирует жадность человека. Капитализм, собственно, и обязан ей своему успеху, поскольку эта модель подразумевает постоянную экспансию и пожирание всякого пространства — от географического до духовного.