Как я пыталась развидеть войну
Год назад я пересекала российско-украинскую границу в футболке «Вежливые люди». Это была единственная чистая футболка, оставшаяся у меня после недели автостопного путешествия. Я тогда жила в Санкт-Петербурге и решила заехать на Украину, где провела немало лет.
Была в Одессе, трогала море, потом шла автостопом на Киев, нечаянно подхватив на трассе попутчицу-майданщицу. Разговаривали с водителями.
Мнения классически поделились: один клялся уйти в ополченцы, если получит повестку, другой яростно агитировал за Майдан, на третьей машине была большая семья с маленьким котеночком, и общались мы про котеночка.
В Киеве меня встретил старый товарищ. Мы пили в каком-то баре, потом в другом, и он угощал меня желто-блакитным коктейлем. Мы говорили, что если окажемся на войне, то по разные стороны баррикад. Он говорил, что для него не будет разницы, стрелять в меня или в кого-то другого. Мы оба прекрасно знали, что это правда. Смеялись и чокались.
Я вписывалась у другого своего приятеля. Он к тому времени недавно стал счастливым отцом очаровательной девушки Ульяны. Мы вчетвером сидели в его маленькой комнате: Никита, его жена Маша, Ульяна и я. Было тепло и радостно. Политику мы не обсуждали.
Подруга, поэтесса Саша Кладбисче подарила мне книгу своих стихов. В книгу была вложена визитка Яроша. Я немедленно сфотографировалась с этой визиткой. Она отлично гармонировала с футболкой «Вежливые люди».
Понимаете. Мы тогда играли. Мы все тогда играли.
Не только я. Мне было слишком страшно думать о войне на Донбассе. Страшно и больно. Я никогда не прощу себя за то, что не уехала в Луганск тогда. Мне нет прощения: если отбросить все отмазки, то мне просто не хватило решительности. Из Санкт-Петербурга война казалась страшной, но все же ее можно было развидеть. Закрыть глаза, засмеяться и поверить, что ничего не происходит.
У меня почти получалось. Два раза я удержалась от того, чтобы поехать в Луганск. Странно, что именно в Луганск. Я же не знала тогда, что человек, которого я полюблю, воюет именно здесь.
Еще проще было поверить в нереальности войны в Киеве. Да-да. Девушки с желто-голубыми ленточками, люди с коробками сбора помощи для добровольцев, нарядный город, подчеркнуто патриотичный, подчеркнуто оживленный. Меня не оставляло ощущение, что киевляне торжественно играют в какую-то ролевую игру. Меня и сейчас не оставляет это ощущение.
Я не поехала в Луганск.
Думаю, многие не поехали по той же причине. Когда слишком больно и страшно смотреть, то проще не смотреть. Многие мои знакомые из благополучных российских городов отказываются слушать про то, что происходит на Донбассе. Донбасс — это страшно. Слишком ярко для того мира, где главная проблема — пробки после работы и раздавленный пармезан. В глазах темнеет, если смотреть. Проще отвернуться. Развидеть.
Я успешно развидела. Защитилась от реальности. Выбрала дальше — трассу, путешествия, концерты. Читала где-то стихи, потом шла на Петербург, российские пограничники кормили меня малиной на границе. Я не смогу себе этого простить и никогда не смогу этого изменить, потому что это прошлое.
Человек, которого я полюблю, рассчитывал прицелы на заградительный огонь в трех километрах от их позиций в Луганске.
В городе был ад, и он сражался с адом.
Мне оставался месяц до того, как война стала моим делом.
Восемь месяцев до того, как я раздам вещи и уеду в Луганск.
Был август.
Мы играли.
Долгарева Анна