Константин Сёмин в своём ВКонтактике распинается о том, что “Крым не наш”:

Асфальт дорожек Массандровского парка давно разложился на песок и щебень. Ветер глодает остовы автобусных остановок и торчащие из бетонных скамеек рыжие ребра арматуры. Памятники Крыма напоминают египетские пирамиды — величественные сооружения, доставшиеся по наследству одной цивилизации от другой — более развитой, но канувшей в Лету.

Речь, понятно, не об украинской “цивилизации”, не об императорской России и даже не о временах Владимира-крестителя.

Перебирая туристические магнитики, на которых серпасто-молоткастый Хрущев “передает” полуостров бравому мужчине в черных очках (Крым сдал-Крым принял), я вспоминаю уличных торговцев из Хургады, развязных и шумных арабов, впаривавших прохожим пластиковые китайские изваяния Тутанхамона. С каждым следующим сезоном связь между эпохами становится всё более призрачной.

Эту связь не воскресят ни стилизованные под 50-е автоматы с газировкой, ни безмятежный Юрий Антонов в пляжных динамиках. По берегу бродят туристы, раздувшиеся от пива и патриотизма, в пыльных носках, торчащих из-под плетенок. Золотые цепочки на массивных шеях излучают уверенность в завтрашнем дне.

В отеле, куда приезжаем каждый год, расширяют зоопарк. Завезли экзотических зверей. На глазах детей дорогих хищников покормили живыми (и, надо полагать, более дешевыми) кроликами. Хищники размещены в красивых, прочных клетках. Дорога к морю огорожена трехметровым забором. Теперь — с обеих сторон. За забором — рассованная по карманам береговая линия и кем-то вовремя украденные куски парка-заповедника. Тоже в определенном смысле клетка — и для всех, кто снаружи, и для всех, кто внутри.

Здесь, на ослепительных руинах, особенно остро осознаешь ту пропасть, которая отделяет современное антисоветское от утраченного советского. Нет между ними ни родства, ни преемственности. Да, советскому человеку могло не хватать джинсов или женских сапог, видеомагнитофонов и магнитол, то есть предметов личного потребления. Но этот дефицит личного, это неудовлетворенное “моё” компенсировалось таким колоссальным богатством и разнообразием общедоступного “нашего”, которое мы, сегодняшние, не в силах даже представить.

Ты мог жить в невзрачной государственной квартире, даже в коммуналке. Не иметь личного автотранспорта. Но центр тяжести твоего бытия находился не в квартире, а за её пределами. Во дворе. На предприятии. В университете. В НИИ. В Доме Культуры. Во Дворце пионеров. В филармонии, театре, авиамодельном кружке, на стадионе, в бассейне или в черноморском пансионате, куда ты отправлялся каждый год по путевке. В пансионате, где пьяные в дубину гости не отрывали друг другу головы из-за лежака, где нельзя было представить, что ребенка не накормят потому, что родители продлили номер до шести, а не до двенадцати.

Само сознание было устроено таким образом, что у гражданина (не у всех, но у большинства) не возникало потребности отгородиться от ближнего пуленепробиваемой дверью или тонированным автомобильным стеклом. И “Человек в футляре” считался лишь темой для школьного сочинения. Никто всерьез не примерял футляр на себя. Вот почему дефицит качественных сапог являлся неприятной, но терпимой мелочью. Что сапоги, если тебе принадлежит весь Крым? Весь Ленинград? Вся Волга? Весь Каспий? Вся Сибирь? Весь Кавказ?

Сегодня “моё” пухнет и процветает, дожирая то немногое, что ещё осталось от “нашего”.

Сегодня у каждого есть личное пространство, но почти не осталось общественного. Ну если не считать таковым футбольный матч и всё, что потом. Ты стоишь в комфортабельной пробке, но ты никуда не уедешь. Ты можешь вытянуть ноги в просторном боинге, но 90% страны не летают боингами. Не летают вообще ничем. В твоей квартире классные теплые полы, но в подъезде сидят наркоманы. Ты смотришь блокбастер по 4К телевизору, но в здании киностудии торгуют турецким тряпьем. (Кстати, удивительная зависимость — чем круче следующий телевизор, тем тупее следующий блокбастер). На смену безликой советской застройке пришел универсальный архитектурный принцип — моя хата с краю.

Теперь у нас есть гостиницы, спа-салоны и медклиники для собак. Но нет больничных коек для людей.

Разумеется, чтобы прочувствовать это, совершенно не обязательно ехать в Крым. Но в Крыму об этом как-то совершенно невозможно не думать.
Заранее представляю, что напишут в комментариях внизу. Могу, пожалуй, сочинить их и сам, предупредив возмущение. Увы, за двадцать пять лет своя рубашка настолько въелась в тело, что содрать её можно только с тремя шкурами.

PS. Да-да, у Кости Сёмина снова “Рашка плохая”, “народ не тот”, и надо вернуться в прекрасный СССР, который мы потеряли и который уже один раз прогадил всё Западу. Видимо, Западу не хватило, и он хочет еще.