Я знаю волшебное слово. Оно одно – способно раскрыть тайны экономической науки, показать причины современного кризиса, рассказать самим корнем своим и приставкой – какой должна быть экономика, а какой – она быть не может, если не хотим упасть в войны и разруху. Это слово объяснит внутреннее содержание исторического процесса, мировой и национальной истории, расскажет о целях государства и общества, объяснит агрессивность агрессивных или спокойствие спокойных. Словом, его не худо бы всегда держать под рукой – когда ведёшь диалог или смотришь новости…
Это волшебное слово – вокруг которого вертелись вся история и любая государственная политика – ВОСПРОИЗВОДСТВО. В каждом следующем году нужно производить то же самое, что и в предыдущем. Лучше, конечно, побольше, чем в предыдущем. И поновее. Но если побольше и поновее не получается – то хотя бы то же самое. Лишь бы не меньше…

Проблема воспроизводства, его организации и осуществления связывала с реальностью и власть, и образование, и культуру, и науку, и человека, и коллективы.

Нужно было воспроизвести самого себя – в том смысле, что продолжить свой род, и в том смысле, что продолжить достижения этого рода. И всё в истории государств и обществ делалось во имя воспроизводства, расширенного или хотя бы застойного.

«Помирай – а хлеб сей!» – говорит русская поговорка, имея в виду, конечно же, не только хлеб. Все вопросы распределения благ, пользования благами – решались через нужды воспроизводства.

Это создавало устойчивое уравнение прав с обязанностями: насколько поучаствовал в воспроизводстве – настолько и пользуйся его благами.

«Кто не работает – тот не ест» – эта любимая фраза коммунистов на самом деле не из Маркса, а из древних сакральных текстов…

Воспроизводство связано с:

1. Оседлостью
2. Мирной жизнью и миролюбием
3. Цивилизацией и накоплением культуры, знаний и навыков
4. Законностью и правом.
5. Много ещё с чем другим.

Ничего этого нет и быть не может – если вы снимете вопрос о воспроизводстве, как о цикле, полностью (если не с лихвой) восстанавливающем потреблённые блага.

+++

Формула воспроизводства такова: каждый пользователь системы обязан рекультивировать её до уровня, предшествовавшего его пользованию. Как минимум: расти на “минималке” система не будет – но по крайней мере, останется стабильной. Забрал зерно или рыбу, ткань или кожу – сделай так, чтобы зерна или рыбы, ткани или кожи меньше не стало.

+++

Если сообщество жрёт больше, чем воспроизводит – оно обречено быть кочевым, воинственным, аморальным и внеправовым.

Поскольку нет устойчивого цикла (оборота) от потребления благ к их воспроизводству – нет и устойчивого цикла в образовании, изучении, познании предметов. Распадаются и школа, и культура общества, потому что наука и знания нужны только для производства блага, а для его простого (воровского) потребления – нет.

Поддерживая воспроизводство, люди поддерживали и самою цивилизацию, как таковую. Они передавали «рациональное зерно» знаний из года в год так же, как посевное зерно передаётся от урожая к урожаю.

В обществе, благодаря воспроизводству, самодостаточном, соблюдались договора – как внутренние (законодательство), так и внешние (международная система, вестфальская система национальных государств).

С потерей воспроизводства мы теряем самодостаточность, а с потерей самодостаточности – мы намертво становимся зависимы от воровского «фарта», и чисто технически даже не можем (не говоря уже о том, что и не хотим) соблюдать права человека или нормы международного права.

Лев регулярно заключает с травоядными саванны мир, пока он сыт (и они спокойно ходят рядом с ним, сонным, что фиксируют фильмы из жизни животных Африки). Столь же регулярно оголодавший лев этот мир нарушает, нападает – и снова до насыщения, нового перемирия…

При воспроизводстве блага делятся так, чтобы не помешать их дальнейшему воспроизводству (то есть нельзя обделять никого из тех, кто участвует в их изготовлении), и при этом накапливаются, не утекают на сторону.

Всякий результат дела служит его новому началу, итог цикла – подчинен нуждам нового старта. Воспроизводство может быть в масштабах деревни (русский сельский мiр в рамках натурального хозяйства) – а может быть и в мировых масштабах (позитивная глобализация), но в любом случае оно сохраняет жёсткую зависимость от нужд собственного повторения, воспроизведения.

Нельзя собрать урожай, весь его съесть – а потом сидеть на прежнем месте, на полях в бурьянах. Если цикл воспроизводства сорван – придётся или умирать, или сниматься с места, идти в поисках счастья – искать в чужих краях и людях работы или разбоя…

Следствие таких кочевий – растущая неопределённость, растущий бандитизм, вопиющая пропасть неравенства (один урвал много, а другому совсем не повезло) и т.п. «прелести» кочевого быта, из которого, надо думать, и вырастает современный паразитарно-финансовый капитализм-монетаризм.

Если вы задумаете искать первопричину современных войн, нестабильности, напряженности, чудовищных потрясений, жестокостей и несправедливостей – то не ищите. Я уже всё нашел до вас: первопричина всех кризисов – отказ от воспроизводства, прожирание потенциала.

Нельзя есть отложенное на посев зерно. А если его едят – то тем самым потенциально убивают себя – или кого-то, кем попытаются подменить себя у смерти… Нельзя прожирать капитал, выделяемый для воспроизводства образованности, культурного уровня, амортизации и обновления технических устройств, безопасности и т.п. Если этот базовый капитал, ось вращения воспроизводства, прожрать – то или сам погибнешь на обороте, или кого-то придётся убить, чтобы ты выжил.

А базовый капитал современного общества – колоссальный. А тратить его нельзя. А он много больше набегающих с него процентов (что, собственно, понимает любой, державший счет в банке). Он очень большой, этот капитал – но при этом его как бы нет. Он проявляет себя только в процентах, микроскопических по сравнению с его величиной. Проценты растратить можно, основной капитал – нельзя…

Паразиту-монетаристу трудно понять этот парадокс базового капитала воспроизводства. Всякая вещь – либо есть, либо нет. А тут – колоссальный капитал, который есть. Но его в то же время, если дело касается текущих расходов – нет! Или уж его нет – но тогда нельзя ничего на него купить… Или он есть – но тогда его можно растратить на себя, любимого…

То есть: лежит мешок отборного зерна для посевной. Очень хочется жрать. А отборного зерна как бы и нет! То есть вот оно, можно с руки на руку пересыпать, можно понюхать, потрясти… А съесть нельзя! Да кто, в конце концов, сказал, что нельзя! Возьму и съем!

Эта модель поведения лежит в основе общемирового отказа от принципа воспроизводимости благ, с которым мы сегодня столкнулись. И на Западе, и в России. Отказ от расходов на воспроизводство всего цикла жизни – представляется для бухгалтеров рыночного монетаризма гигантской экономией средств. Они начинают жить по принципу – если МОЖНО снять прибыль – значит, НУЖНО её снять. А уж там потом, как-нибудь вырулят потомки… После нас хоть потоп…

Такая модель поведения породила тот самый мировой кризис глобализма, который называют «глобализацией», хотя правильнее его назвать «утилизацией великого прошлого», фигурально выражаясь – продажей орденов и медалей, оставшихся от предков.

Пропить-прогулять великое прошлое могут только те, у кого оно есть. Англия, например, может. А Эквадор – нет. Россия может – а у Сомали не получается. Продавать ордена предков могут только те, у кого предки получали ордена…

Именно поэтому либеральные рецепты обогащения действуют далеко не везде. Они снимают прибыль там, где есть ещё чего снять. Но сами-то они ничего не создают, и потому ничего не могут снять на пустом месте.

Всемирное следствие этой политики близорукого эгоизма – распад машины воспроизводства.

А когда эта машина разваливается – то автоматически, уже не по воле, не по воле, не по желанию конкретных людей – рушатся:

1. Системы социального обеспечения, зарплат и занятости
2. Системы международных договоров и международного права
3. Системы правового сознания и правоприменения
4. Научно-образовательная и культурная среда
5. Производственные комплексы и производственные отношения.

Почему? Объясняю.

Нельзя обмануть того, у кого снова и снова надеешься получать благо. Глупо не заплатить тому, от кого зависишь: пожалеть пятачок за булку, и тем самым порвать навсегда с возможностью получить булки…

Но всё меняется, если цикл разорван, если в этом месте ты больше не собираешься покупать хлеба! Булку украл, денег не дал, пекаря разорил, пекарню угробил, и наплевать, ты тут транзитом, у тебя на руках и булка и деньги остались…

Сломав цикл воспроизводства – человечество неожиданно столкнулось с выгодностью аморального, мародёрского стиля поведения. То, что в замкнутом цикле было путём в тюрьму или бочку с дёгтем – в разомкнутом стало дорогой в депутатское кресло или к капиталам олигарха…

Нет цикла, нет возврата по итогам потребления к началу производства – и ничего, по сути, уже нет: всё становится зыбким и условным. Хитрые куражатся над глупыми, а в итоге общество начинает само себя пожирать с хвоста.

Вот, собственно, отсюда и все современные проблемы с США, НАТО, и прочими лоббистами «свободного рынка»: у них нет перспектив, потому что у них нет цикла воспроизводства, цикла репродукции – ни их демографического состава, ни культурного, ни производственного, ни прочих.

Тот путь – на который они встали – это путь неизбежно возрастающей агрессивности, нестабильности и взаимных претензий, сталкивающий человечество в пропасть дикарских разборок…